Учитывая контекст нынешней эпохи антропоцена, в которой техногенное влияние на экосистему столь велико, что обнаруживается на географическом и геологическом уровне, теоретики медиа и исследователи уделяют много внимания тому, как повсеместное присутствие технологий меняет наше восприятие пространства. Этой теме, например, посвящены книги «
Программа Земля» Дженнифер Габрис,
«Эпоха тотальных изображений» Аны Пераицы,
"The Stack" и
"The Terraforming" Бенджамина Браттона и другие. Осмыслением новой гибридной действительности занимаются и художники. Здесь уместно вспомнить работы ранее уже упомянутых в этом блоге
Лоуренса Лека и Лиама Янга, а также
Дуга Рикарда, Эндрю Хаммеранда и Мишки Хеннер.
Концептуально практики перечисленных авторов можно описать через фигуру киборга-фланёра, на которую большие надежды возлагает исследовательница Шанталь Байес. В своем
эссе 2018 года она доказывает: праздные прогулки по городской среде помогают обнаружить внезапные переплетения разных социокультурных контекстов, сбои в ткани повседневности и потенциальные точки соприкосновения для создания новых связей. Другое дело, что сегодня нельзя полагаться только на свои глаза (и другие органы чувств); реальность, дополненная технологическим слоем, предполагает использование разных оптик и анализ мета-данных.
Термин «фланёр» появился в словаре интеллектуалов XIX века благодаря Шарлю Бодлеру и Вальтеру Беньямину. Для последнего бесцельные прогулки были связаны с попыткой противостоять быстротечной жизни крупных городов, где каждый спешит по своим делам, не замечая происходящего вокруг. Фланёр скользит по улицам, цепляясь взглядом за детали, но не поддаваясь соблазнам витрин и общественных пространств. Он у всех на виду — и всегда сам по себе. Его главная привилегия — неторопливость и возможность отрефлексировать увиденное.
Из-за интенсивной урбанизации, охватившей в XX веке практически все страны, и всё сильнее возраставшего ритма жизни, романтический персонаж вынужден был постепенно удалиться в подполье европейской культуры.
В 1990-е годы сложилось ощущение, что практика фланирования осуществима в интернет-пространстве. До появления социальных сетей здесь можно было, сохраняя анонимность, бродить по закоулкам пока еще мало изведанного коллективного бессознательного.
Однако подобные бесцельные онлайн-вылазки продолжались недолго. Американский политолог Евгений Морозов в 2012 году
заявил: кибер-фланёр приказал долго жить. После того как сетевое пространство поделили между собой технологические корпорации, в ландшафте интернета стало куда меньше укромных уголков. Практически любая активность здесь сразу же изучается на предмет потенциального извлечения прибыли.
Морозов отмечает: веб 2.0 превратился в деловое пространство, тут больше не принято слоняться без определенной цели. К тому же, и темп современного интернета значительно ускорился: если пионеры могли только мечтать о коммуникации в режиме живого времени (real-time Web), то сейчас это часть нашей повседневности.
В сущности, с доводами Морозова сложно не согласиться. И хотя в мейнстриме интернета сегодня действительно осталось мало простора для анонимного серфинга, многие художники продолжили свои сетевые блуждания в поисках неожиданных открытий. Только если на стадии обживания интернет-среды главным предметом интереса были артефакты, произведенные непосредственно онлайн, то с появлением соцсетей и технологий удаленного наблюдения фокус сместился на неожиданные проявления материального мира. В ходе спонтанных путешествий по сети цифровые художники начали обнаруживать образы, процессы и конфликты, которые не были непосредственно видны городскому зеваке или даже самим участникам событий. Особенно авторам полюбились такие инструменты, как Google Street View, камеры внешнего наблюдения и спутниковые снимки.