Постинтернету удалось удерживать внимание художественного мира и публики с 2011 по 2014 годы. По убеждению художника и критика Моргана Квейнтенса (Morgan Quaintance), с 2015 года можно было наблюдать за тем, как быстро устаревает и увядает направление. В своём эссе для журнала Art Monthly Квейнтенс проанализировал причины, которые привели к смерти новой эстетики.

Постинтернет возник в тот момент, когда иллюзия интернета как вездесущей нематериальной сети растворилась. Стало ясно, что всемирная паутина — не альтернативное пространство, где возможно свободное течение потоков информации и все пользователи равны, а это всего лишь дополнительное измерение многоликого капитализма. Соответственно, здесь работают ровно те же иерархические принципы, статусные игры и денежные мотивации. Кроме того, оказалось, что физический и виртуальный миры тесно взаимосвязаны: реальная инфраструктура обеспечивает непрерывность и стабильность передачи данных в сети, а цифровая валюта — не менее ценна, чем купюры и слитки.

По мере того, как граница между реальным и виртуальным пространством стиралась, основания для уникальности направления становились все более шаткими. Если интернет давно стал частью повседневности, глобальной библиотекой, содержавшей в себе информацию обо всем на свете, то логично было предположить, что всё искусство поглощено и представлено в этой сети. Раз так, то, что особенного тогда в постинтернете? Какова его художественная ценность? Использование определенного набора (цифровых) инструментов — всё, что определяет направление?

Кризис постинтернета также связан с тем, что он превратился в мейнстрим, считает Квейнтенс. Некогда маргинальная практика довольно быстро стала коммерчески и институционально востребованной. Уже через четыре года после возникновения направления его главные представители были задействованы в крупных международных мероприятиях — в 2015 году за концепцию триеннале Нью-Йоркского Нового Музея отвечали Лорен Корнелл и Райан Трекартин, в 2016 году коллектив DIS занялся кураторством Берлинской биеннале.

Хотя постинтернет появился в момент концептуального переосмысления интернета и глобальной культуры, Квейнтенс уверен, что характеризует направление эстетика, а рефлексия остается на втором плане. Художник понимает постинтернет как специфический тип видения и чувствования современности.

Квейнтенс настаивает, что Олсон, Виеркант и МакХью не изобрели направление. У этой эстетики нет и не может быть одного автора — скорее, уместнее говорить об определенном стиле.

За счет мобильного интернета, позволившего почти всегда и везде быть онлайн, новая визуальность стала узнаваемой, неотъемлемой частью повседневности миллионов людей. В то же время экономический кризис 2008 года способствовал сокращению инвестиций в современное искусство. Из-за чего пострадали партисипаторные практики и прочие нематериальные проекты, требовавшие выплаты гонораров участникам. Помимо прочего, арт-мир изголодался по свежим образам. Совокупность всех этих факторов, по мнению Квейнтенса, повлияла на интерес к цифровому искусству и создала оптимальные условия для его популяризации.

Появившееся в 2011 году направление не было просто визуальным отражением современности. Для создания мультимедийного контента требовалась дорогостоящая техника, образование в сфере искусства или дизайна и наличие свободного времени. Поистинтернет — это, прежде всего, стиль; продукт специфической социальной прослойки — молодых интеллектуалов, обитавших где-то между Лондоном, Нью-Йорком и Берлином и разделявшим схожие ценности, предпочтения и взгляды на жизнь.

Морган Квейнтенс также критикует новую эстетику за ее зацикленность на нарциссизме и социопатии, которая якобы присуща культуре веб 2.0. Вместо того, чтобы обращаться к более комплексным проблемам и предпосылкам, художники решили зацепиться за внешние проявления цифрового мира, наводненного селфи, влогами и бесконечными поисками ускользающей идентичности.

Наконец, сфокусированность на технологиях существенно ограничила возможности авторов. По сути, художники попали в зависимость от самоопределения, завязанного на сетевой культуре. Они вынуждены бесконечно высмеивать китчевый контент интернета, а также продвигать идею различия офлайн и онлайн миров — несмотря на очевидную взаимозависимость цифровой и физической реальности. Иллюзия, будто веб 2.0 представляет собой самодостаточное пространство, живущее по собственным законам и правилам, позволяла авторам избегать политической и критической повестки. Однако подобное убеждение уже давно не имеет ничего общего с действительностью.

Новая эстетика сложилась преимущественно вокруг англоязычного сегмента интернета и цифровой репрезентации американской популярной культуры. Она переняла язык, инструменты и графические характеристики имиджбордов, блогов, а также корпоративной продукции. Образы постинтернета были вдохновлены поверхностными и эгоцентричными картинками из соцсетей и рекламы. Доминирующей интонацией направления стала ирония, уравнивающая между собой все объекты и нейтрализующая существующие проблемы и конфликты.

Аполитичность и запоминающаяся визуальность постинтернета делала его удобным для тиражирования и презентации в поп-культурных изданиях — таких, как Dazed & Confused, к примеру.

Для Квейнтенса аполитичность и отсутствие рефлексии являются однозначными минусами направления. Несмотря на то, что представители постинтернета, по сути, стали прямыми наследниками поколения художников нет-арта, в их творчестве едва ли можно проследить полемику со своими предшественниками или развитие их идей. Постинтернет отказался от осмысления условий своего производства и распространения.